Счетчики




«Анжелика и заговор теней» (фр. Angélique et le Complot des Ombres) (1976). Часть 3. Глава 10

— Матросы, тихо!

Замогильный голос Эриксона из рупора воспарил над заливом, передавая команды для всех кораблей.

— Матросы, смирно!

Затем он продолжал скучный перечень приказов.

— Вытянуть гордень нижних парусов!

— Отдать шкоты большого паруса! После тишины первых минут последовал топот босых ног. Люди заработали.

— Убрать паруса!

Утро пастельными тонами осветило линию кораблей. На каждом из них голос капитана повторял команды, и словно эхо, им отвечали крики чаек и бакланов. Сумрачный утренний свет соединял небо с водой.

— Матросы на реях, наверх!

С ловкостью обезьян люди устремились на ванты.

— Взять линек реи! Поместить его за парусами! Анжелика и де Пейрак стояли на носу корабля. Сюда собрались все пассажиры. Широко раскрыв глаза, они с восторгом и ожиданием смотрели на берег. Перед ними открывалась панорама: берег был застроен деревянными домиками, около них большие формы из серого камня, среди фруктовых садов на косогоре — полосы возделанной земли, отсвечивающие слоем льда.

В центре, на середине косогора, небольшая церковь подняла в небо острую, искусно украшенную колокольню. Ее свинцовая крыша с резьбой мерцала в рассеянном утреннем свете.

Слева, на высокой площадке отрога, находилась маленькая крепость с четырьмя башнями на углях. На главной башне развевалось белое знамя с тремя лилиями.

— Тадуссак! Франция!

Звон якорных цепей нарушил покой залива. Всплеск волн, ударившись о розовый гранит берега, утонул в реке Сегеней, которая сливалась здесь с водами Сен-Лорана. Вновь наступила тишина, слышались только крики морских птиц. Из легкого тумана, окутавшего весь пейзаж, стали проявляться цвета, тусклые и в то же время живые. Вязы и клены между домами поселка выступали то там, то здесь пурпурными и золотыми пятнами. Дым, поднимаясь из труб, прочерчивал белыми нитями небо, словно нарисованный рукой художника.

Пышный цветок из голубого дыма окружал палисад индейского лагеря, расположенного на полпути между фортом и сосновым лесом.

— На первый взгляд все спокойно, — сказал де Пейрак, глядя в подзорную трубу. — Жители на берегу не кажутся воинственными. Со стороны форта тоже никакого движения.

— Если им не прислали подкрепления из Квебека, то у них всего четыре солдата, — сказал Карлон.

— Спасибо, что вы меня предупредили, мсье интендант. Граф де Пейрак сложил свою подзорную трубу и повернулся к интенданту Новой Франции и губернатору Акадии.

— Что ж, господа, нам остается только сойти на землю. Ваше присутствие рядом со мной укрепит уверенность здешних людей в моих миролюбивых намерениях.

— А! Наконец вы раскрыли свои карты, — сказал Карлон, — и выставляете вперед своих заложников.

— Разве в таком звании вошли вы на мой корабль? Вспомните! У вас не было выбора. Иначе вам пришлось бы коротать зиму в каком-нибудь затерянном уголке на ривьере Сен-Жан под угрозой англичан или попасть к дикарям западного берега. Или вы предпочитаете перебраться на судно, идущее у нас в кильватере и каждую минуту готовое пойти ко дну?

Все посмотрели назад. Туман закрывал горизонт, и ничего не было видно.

— Мы займемся им позже, — сказал де Пейрак. — Сначала Тадуссак.

Валь д'Эвре сделал условный знак Анжелике и ее обычному окружению.

— Я за вами приду, — бросил он тихо, как бы в сторону.

— Нужно уладить два-три вопроса.

— Я хочу видеть ребенка Иисуса из Тадуссака, — заявила Онорина.

— Ты его увидишь. Я тебе обещаю.

С корабля увидели, как удаляется шлюпка в сопровождении двух больших каноэ с вооруженными людьми. Но кроме этих мер предосторожности ничто не предвещало агрессии.

Несмотря на это, каждый был насторожен. Туман рассеивался.

— Колокол! — заметила одна из девушек Короля. — Он призывает к мессе…

— Нет, набат.

— Здесь нет большой разницы. Ясно, что это французская деревня…

— Только бы…

— Увижу ли я ребенка Иисуса из Тадуссака? — умолял голос Онорины.

— Да, ты его увидишь.

Все оставались спокойными. Мало-помалу напряжение спало. Перед глазами Анжелики ясно встал тон, который граф де Пейрак задавал этой экспедиции. Это визит принца к принцу, губернатора к губернатору. Тадуссак — это только промежуточная точка. Французские крестьяне Канады не могут проявлять враждебности к французам, которые делают жест дружбы. Пейрак и его люди всегда поддерживали хорошие отношения с лесными жителями Канады, которые находили помощь и убежище на их постах. Он избегал отвечать насилием на провокации.

Анжелика видела, откуда исходили опасения, которые временами сжимали ее сердце.

«Я боюсь не народа, а Власти». Народ был чутким. Его не заставишь раболепствовать. Его могут только сдерживать. А здесь, в Канаде, любой человек дровосек, жнец — старается сделать добро земле. Человек из народа свободен.

Он поцеловал ей руку.

— Идите туда, моя дорогая, идите! Ступите своими прелестными ножками на французскую землю. И желаю успеха!

Анжелика посмотрела на берег. Начинается настоящее приключение.

***

Отец Бор и мсье Кантен уже ждали на берегу. Их окружала толпа любопытных и индейцев. Высадившийся раньше мсье де Виль д'Эвре, находящийся выше, около церкви, потрясал своей тростью.

— Поспешите! Отец Дефарель сейчас откроет нам сокровищницу.

Недалеко от него виднелся силуэт местного иезуита в черной сутане.

Туман рассеялся. Яркое солнышко пригревало. Из поселка было все видно. Из окон жители могли различить, кто высаживается. Солдаты форта беспрерывно дымили своими трубками или рыли землю лопатами. Можно было сказать, какие суда плывут по Сегенею, а какие из Сен-Лорана. Каждый знал здесь, кто приходит к соседу и когда уходит от него.

Анжелика посмотрела на Виль д'Эвре и мгновенно почувствовала, что именно она была центром внимания всего населения. Стало ясно, что они побросали все свои дела и в доме, и в поле, и рыбалку, и торговлю и не намерены пропустить ни секунды из того, что происходит в порту. Уже пересчитаны все матросы и шлюпки.

— Вы видели, какие пистолеты у этих мужчин?

— А какой смешной вид у этих людей в касках и черных латах!..

— Говорят, это испанцы…

— А какого возраста эти девицы? Откуда же они прибыли? Дети… Такие маленькие, но выглядят здоровенькими, несмотря на утомительное путешествие.

— А она, эта женщина, эта дама, которая только что ступила на землю и теперь поднимается к часовне, держа за руки детей. Как она красива! Это видно даже издали. Она! Та, которую ждали в Канаде.

Тропа служила как бы улочкой в этом поселке. Анжелика оказалась на площади перед церковью быстрее, чем думало. Отсюда Сен-Лоран казался молочного цвета. Туман отодвинулся на другой берег. Оказавшись перед иезуитом, который с Виль д'Эвре ждал ее, Анжелика без колебаний подошла к нему.

— Отец мой, как приятно после длительного путешествия по диким местам услышать звон церковного колокола и узнать, что нас ждут — Сделав жест в сторону входа в часовню, она продолжала:

— Прежде чем взглянуть па эти священные сокровища, позвольте мне и этим девушкам преклонить колени. Перед тем, кто нам всем так необходим. Благодаря вам и вашим помощникам мы имеем возможность помолиться в самом удаленном уголке мира. Благословите нас!

Отец Дефарель снизошел к просьбе и любезно осенил их головы крестом. Говорят, что в глубине его серых глаз промелькнул насмешливый огонек. Но это свойственно всем иезуитам, которые в течение пятнадцати лег пользуются инструкциями Учений Святого Игнатия. Такие искорки юмора Анжелика наблюдала у своего брата Раимона, у отца Луи-Поля де Вернона, который в одежде английского матроса спас ее, когда она тонула, или у отца Массеро в Вапассу, когда тот, засучив рукава, варил пиво. Эти важные персоны католической церкви — иезуиты — не внушали ей чрезмерной радости.

Однако, она протянула руки отцу Дсфарелю, так как знала, что священнослужители избегают пожимать руку женщины. Следуя за иезуитом, они вошли в церквушку, построенную в виде корабля, затененную, пропитанную запахом ладана. Здесь теплилась масляная лампа в стакане красного стекла, которая освещала тело и кровь Христову. Обстановка навевала воспоминания, Анжелика почувствовала внезапное волнение. Сколько же лег она не была в храме? А ведь большую часть своей девической жизни она провела в молитвах! Заутрени на заре, вечерни, благословения, ежедневные молитвы, великие праздники, гимны, причащения — все это было так близко ей когда-то.

Она встала на колени перед дарохранительницей и прикрыла лицо руками. «Дорогая Франция'» — сказала она очень тихо. На глазах появились слезы. Ее охватили чувства сожаления и любви, долго сдерживаемые, осмеянные, в которых она отказывалась признаться даже себе самой. Но они жили в глубине ее души: любовь к стране, где она родилась, и привязанность к вере, в которой она получила крещение. Так она простояла долго, погрузившись во тьму своей сосредоточенности.

«Бог мой! — молила она в слепом порыве. — Бог мой! Ведь вы знаете меня! Вы знаете, кто я!»

— Браво! — шепнул ей Виль д'Эвре, когда она направилась к группе, оставшейся у ризницы. — Это так волнующе. Я не знал вас ни как политика, ни как набожную женщину. Вы восхитительная актриса.

— Но я по натуре не политик и не актриса, — возразила Анжелика.

— Тогда это хуже и опаснее. Я начинаю верить, что присутствую при страшных событиях в Канаде.

Ребенок Иисус из Тадуссака был восковой фигуркой, подаренной иезуитским миссионерам королем Людовиком XIV. Анна Австрийская, королева-мать, вышила его одежды из серого сатина серебром и украсила перламутровыми жемчужинами. Онорина протянула к нему руки, приветствуя как куклу. Риза, мантии, требники, два потира — серебряный и золотой, — чаши с крестообразной крышкой, рубиновые оправы, дароносицы из позолоченного серебра составляли это сокровище, ценность и красота которого никак не сочетались с бедностью окружающего. Это согласовывалось с тем, что подчеркивала история канадского населения. Все для службы Богу. Чистое золото храма вступало в противоречие с суровой бедностью окружающего народа.

Когда они вышли из церкви, весь Тадуссак был на площади, включая индейцев из трех становищ. Это как-то трогало.

Перед этой плотной толпой людей, застывших с каменными лицами, Анжелика стала жалеть о том, что так небрежно отнеслась к своему туалету. Она не знала, чего ждут от нее эти люди. Может быть, они разочарованы, она не оправдала их ожиданий? Она видела их спокойные круглые лица: женские под белыми чепцами, мужские — под красными колпаками. Конечно же, в первых рядах были индейцы с их голыми и грязными ребятишками, которые путались под ногами, задирали маленьких босоногих крестьянских детей. Матери догоняли своих детей, награждали их подзатыльниками и вновь застывали, как изваяния.

Анжелика приветствовала сход наклоном головы, но ответа не последовало. Люди рассматривали ее.

Здесь были жители лесов: дровосеки, обутые в мокасины, пахари в сабо или толстых башмаках с застежкой. Женщины в чепцах, на их плечи были наброшены огромные шали. Иные завернули свои плечи в накидки на индийский манер. Сжатые губы или с трубкой в зубах. Ее рассматривали. Это могло бы длиться до вечера. Анжелика оглянулась с тревогой. Она заметила, что иезуит и маркиз де Виль д'Эвре переговариваются в растерянности. Было ясно, что они не могут повлиять на ситуацию. А еще Анжелика заметила старика. Он сидел на каменной скамье справа от церковных ворот. Несмотря на свой почтенный возраст, старик казался бодрым и живым. Его колпак из красной шерсти выгорел, стал розовым. Он был украшен медалями и перьями. Убор этот как нельзя лучше шел к этому коричневому лицу, сморщенному как плод мушмулы. Анжелика сделала перед ним малый реверанс и любезно сказала громким голосом:

— Держу пари, что вы старшина Тадуссака. Никто, кроме вас, не может представить меня этим славным людям, которые так любезно пришли приветствовать нас, и которым я хотела бы выразить благодарность за их прием.

Не дожидаясь ответа, она остановилась рядом с ним, добавив:

— Меня зовут графиня де Пейрак, я только что сошла с корабля, который вы видите в порту.

Этого никто не понял, но дело сдвинулось с мертвой точки. Анжелика не ощущала враждебности со стороны канадцев. Они на нее смотрели и все. Она подумала, что должна им помочь составить мнение. В прежние времена крестьяне Пуату, которых она вела на битву, потребовали бы мудрости и осторожности, окажись они в подобных условиях. Этому населению Тадуссака объявили, что она

— женщина, которая.., женщина… Нужно же увидеть своими глазами.

Старик ничего не ответил, но показал, что он не глухой и не дебильный. Он подвинулся, чтобы дать ей место. Подобие улыбки осветило его лицо, когда он посмотрел на Онорину и Керубино.

Маркиз де Виль д'Эвре чувствовал себя как в театре. Он любил те моменты, когда можно было занимать центр сцены. Тогда ему передавалось общее напряжение, он легко входил в роль и увлекался игрой. Он воспользовался несколькими секундами тишины, чтобы подогреть любопытство присутствующих, подмигнул иезуиту, который, казалось, не интересовался происходящим, потом заявил:

— Моя дорогая Анжелика! Вы не могли бы выбрать лучшего посредника, чем этот благородный старик. Это Кариллон. Он поселился здесь очень давно вместе с нашим храбрым Шампленом. Знаете, это именно его наш первооткрыватель земель вызволил из плена, выменяв его на одного из алгонкинцев, и отвез на показ королю. Не менее семнадцати лет наш друг привыкал к местным условиям, живя среди диких племен. Он знает несколько диалектов и живет согласно обычаям этих племен.

— Мсье, я почла за честь познакомиться с вами, — обратилась к соседу Анжелика.

Когда Виль д'Эвре представлял Анжелику старику, тот сделал вид, что не слышит его. Он окидывал взглядом окружающих. Вытянул скрюченный палец и сделал кому-то знак выйти из рядов. В толпе образовался водоворот, особенно всполошились крестьянки и, потолкавшись, пропустили вперед красивую девушку. Она нерешительно выступила вперед и остановилась с видом загнанного зверька. Старик продолжал делать ей повелительные знаки, требуя, чтобы она прошла вперед. Его указательный палец был очень красноречив.

Несмотря на это, девушка заупрямилась и осталась на прежнем месте.

— Но это же Мариэтта! — радостно воскликнул Виль д'Эвре, раскрывая объятия. — Как она прелестна и как выросла! Это правда, что в прошлом году Мариэтта вышла замуж?

Женский угол возмутился, и некоторые лица помрачнели. Виль д'Эвре поспешил к ним и вызвался быть арбитром в этом конфликте. Он всегда успешно добивался доверия женщин, и очень скоро две крупные женщины в больших шалях охотно объяснили ему все.

Он вернулся к Анжелике.

— Вот что произошло. Эта девочка — правнучка Кариллона, — объяснил он, наклонившись к ее уху. — У нее были неприятности с ее грудным ребенком. Старик взял себе в голову, что вы могли бы что-нибудь сделать. О вас многое рассказывают. Слухи о вашей репутации врачевателя дошли и сюда. Это обсуждалось, когда они прослышали о вашем путешествии в Квебек. Она упряма, как ослица.

— А она? Ведь она не хочет…

— Эти деревенские девицы придурковаты и суеверны.

— Нет, она боится, не наслал ли кто-нибудь порчу на ее ребенка, — сказала Анжелика. — Мне кажется, что старый Кариллон не верит всяким россказням. Он мог бы быть нашим союзником.

Она повернулась к старику, который оживился и испепелил взглядом женщин.

— Мсье Кариллон, я намерена оказать помощь, кому вы пожелаете. Но не верьте, что я обладаю магической силой. Возможно, вы более искусны во врачевании. Вы знаете лекарственные травы, которые в изобилии растут в ваших лесах, вы посещаете часто индейцев и знакомы с их лечением. Тем не менее, я велю принести мне мой сундучок с лекарствами. Когда мы лучше узнаем друг друга, я, возможно, сумею убедить молодую женщину, чтобы она показала мне своего ребенка.

Старик казался взбешенным. Неизвестно, что привело его в такое состояние: слова Анжелики или неповиновение правнучки. Последняя, несмотря на гнев прадеда, и бровью не повела. Она была представительницей поколения, выросшего на краю леса, откуда в любую минуту мог появиться ирокез с томагавком. Молодежь с таким складом характера не подчиняется старикам. Ушла в прошлое старушка-Европа.

Теперь не покоряются предкам. Кончились эти глупости!

Старик так разволновался, что его мог хватить удар. Он выплюнул целую струю коричневой от табака слюны на такое расстояние, которое засвидетельствовало неистовую злобу, клокотавшую в нем. Наконец он выпустил целую серию, знаков, в результате чего прибежал босоногий мальчишка с растрепанными волосами и принес старику индейскую курительную трубку из красного камня, мешочек с табаком и тлеющий уголек. Кариллон закурил свою трубку и успокоился.

Однако этот инцидент нарушил неподвижность и безмолвие толпы. Все пришли в движение. Люди спорили друг с другом, яростно толкались, передавали из рук в руки какой-то мушкет, грубо хватая его. Дело принимало опасный поворот. Анжелика посмотрела в сторону испанских солдат, которым было велено охранять ее. Они оставались безучастными. Они умели противостоять любого рода толпе. Им приходилось иметь дело с индейцами Амазонки, с ирокезами, с басками — рыбаками и жителями Сен-Мало. Казалось, что на службе у графа де Пейрака они обрели чувство, предупреждающее их о том серьезном моменте, когда нужно поджигать фитиль или раскрыть заговор. Оружие, о котором спорили канадцы, в конце концов попало в руки огромному дикарю, желтокожему, как цитрус. У Анжелики было такое ощущение, что она его где-то уже видела. Внезапно все засмеялись. И бравые парни обернулись к Анжелике, как дети, подготовившиеся разыграть фарс.

Анжелика ответила им улыбкой. Ей это напомнило детство. Она — на площади в своей деревне — сидит под вязом рядом с родителями — бароном и баронессой де Сансе, всегда терпеливыми и снисходительными зрителями крестьянских фарсов. Перед ними обычно усаживались старики. Вспомнив это, она прижала к себе Керубино и Онорину, как это делала когда-то с ней самой ее мать.

Теперь спор велся на местном языке, близком диалекту ирокезов. Анжелика улавливала только отдельные слова, остальное ей было непонятно. Иезуит коротко объяснил, о чем идет речь, маркизу, лицо которого просветлело.

— Ах, вот как! Теперь слушайте, мадам. Они хотят знать, правду ли говорят, будто вы не знаете равных себе в стрельбе. Этот дикарь утверждает, что был ранен вами год назад, но не знаю, где это произошло.

— Анасшха! — воскликнула Анжелика. — Это Анастаха, предводитель отряда гуронов, я вспомнила. Дело происходило у брода Сакоо, около Катарунка.

Видя, что его узнали, гурон воодушевился. Анжелика поблагодарила в душе небо за то, что ей дана такая отличная память: она запоминала даже индейские имена.

Индеец и его друзья разразились смехом, и лед был сломан. Они начали пританцовывать, ребятишки кувыркались, а канадцы хлопали в ладоши.

«Но это не я его ранила», — хотела добавить Анжелика, но так как всем это, очевидно, нравилось, включая пострадавшего, она не стала настаивать.

Осмелев, Анастаха подошел к Анжелике и положил мушкет ей на колени.

— Чего он хочет?

— Чтобы вы выстрелили, черт возьми! Чтобы вы продемонстрировали перед ними свои таланты. Слухи об этом дошли и до них.

Анжелика колебалась. Конечно, она охотно удовлетворила бы их любопытство. Она могла бы доставить удовольствие этим простым симпатичным людям, развлечь их. Ведь их жизнь была лишена событий. Они потом могли бы рассказать о ней в доброй компании. Но не таится ли западня за этим предложением? Не хотят ли они установить, что ее искусство стрельбы — результат колдовства?

— Черт с ним! — решила она. — Будь, что будет! Она спросила, кому принадлежит оружие. Из рядов вышел молодой человек в кожаном жилете с бахромой и, переваливаясь с ноги на ногу, подошел к ней. Он был похож на всех этих лобиньеров, которых она встречала в Форте Катарунк.

Поколебавшись, он снял свой шерстяной колпак и очень быстро надел снова. Однако он не был оскальпирован, как старик Маколе. Напротив, у него была прекрасная шевелюра. Канадская красная шапка, его «тук», казалась частью его самого. Он должен был снимать ее только при крайней необходимости — в церкви, перед губернатором или перед королем, если тому вдруг вздумается прогуляться в Канаду. К перечисленным случаям он сегодня добавил еще один. Он снял шапку перед дамой, которая смотрела па него бесстрашно и одновременно дружески, с улыбкой на губах.

— Как вас зовут, мсье? — любезно спросила Анжелика.

— Мартэн дю Лугр, Прекрасный Глаз, к вашим услугам, мадам.

— Что ж, мсье Лугр, у вас отличное голландское оружие. В мыслях она добавила: «Вы получили его в обмен на меха на посту, пограничном с Новой Англией или д'Оранжем». Чтобы не смущать его, она сделала паузу и ненавязчиво продолжала:

— Это оружие не французского производства, как наше. Но, без сомнения, вы легко можете доставать здесь такое оружие, Что за важность…

Я предлагаю вам выбрать оружие. Вы можете взять ваше ружье, и вы будете стрелять первым. Ведь недаром же вас зовут Прекрасным Глазом, вы ведь меткий стрелок. Навряд ли я смогу удивить присутствующих, стреляя после вас. Я впервые беру в руки такое оружие, и самое большее, на что я могу надеяться, это быть равной вам.

Говоря это, Анжелика протянула охотнику ружье, которое тот взял.

Он ухмыльнулся, покачав головой. Такое не входило в программу, но он не мог уклониться. Присутствующие стали переглядываться, и Анжелика порадовалась тому, что выбрала именно такую тактику. Соревнуясь с опытным стрелком, она покажет им свое умение обращаться с оружием. Но это не будет демонстрацией магических сил.

Парень установил мишень. Избранная им дистанция подходила и для Анжелики. Она могла бы с честью выйти из этого положения. Анжелика наблюдала, как охотник заряжает и готовит свое оружие.

Кружок ротозеев разомкнулся и освободил им место. Ее спокойствие, ее городская одежда сняли агрессивное настроение, с которым местные жители затевали это соревнование.

Повинуясь жестам костлявых длинных пальцев Кариллона, Прекрасный Глаз заявил, что он согласен стрелять первым. Сначала он поразит центр натянутой шкуры, а затем собьет перо па окружности. Он выстрелил. Дыра на мишени оказалась не в самом центре, по очень близко. Это можно было считать хорошим спортивным достижением. Перезарядив ружье и тщательно прицелясь, он задел перо, как и было объявлено.

Анжелика попросила его присутствовать при том, как она будет заряжать мушкет. Она чувствовала, что молодой охотник с любопытством наблюдает за ней. Ведь ему никогда раньше не приходилось видеть, как настоящая дама своими изящными руками заряжает тяжелое ружье. Видя, с какой легкостью она чистила ствол, насыпала порох, он только покачал головой. Анжелика спросила, какова точность прицела, но он видел, что она сама это прекрасно знает.

Зрители замерли. Наступила тишина: можно было бы услышать, как пролетит муха. Каждый стал глухим ко всему, что не относилось к увлекательному спектаклю, на котором он присутствовал. Даже индейские ребятишки присмирели. С трепетом собравшиеся наблюдали, как ловко Анжелика подняла тяжелое ружье и приложила его к плечу. Следили за каждым ее движением. Движения были спокойные, но быстрые. Не признаваясь себе в этом, многие залюбовались грацией, с какой Анжелика наклонила голову к прицелу.

Можно было сказать, что мушкет стал ее соучастником. Она говорила ему очень тихо; «Поработаем вместе, добьемся нашей цели!»

Виль д'Эвре торжествовал:

— Она очаровательна, не так ли! — шепнул он отцу Дефарелю, который остался холоден.

Анжелика опустила оружие и спросила старика Кариллона, что он предпочитает: чтобы она поразила центр мишени или попала в отверстие пули Прекрасного Глаза? Тот прыснул со смеху, показав свой беззубый рот, и подтвердил жестом, что второе — поразить знак Прекрасного Глаза будет высшей ловкостью. Анжелика вновь вскинула на плечо оружие, прицелилась, рассчитала траекторию и выстрелила. Человек двадцать устремились к мишени. Послышались восклицания: «Вот это здорово! Не зря говорили, что эта женщина необыкновенная. Может быть, это все-таки магия?»

Наконец Анжелика почувствовала, что ее публика созрела. Они увидели, что в мишени только одно отверстие, но оно стало чуть-чуть больше, чем от пули Прекрасного Глаза. Значит, вторая пуля прошла сквозь него. Впрочем, мушкет в ее руках еще дымился. Анжелика перезарядила его в присутствии своего соперника, вскинула на плечо, прицелилась. Она сбила перо и небрежно отдала оружие молодому охотнику.

— Вот, — сказала она, обращаясь к собравшимся, — я выстрелила. Вы убедились, что Анастаха вас не обманул, расхваливая мое умение меткого стрелка. Я умею стрелять не хуже, чем мсье дю Лугр, но я не колдунья, как говорили.

Ее чистосердечие покорило публику. Послышался смех, поднялся шум. Комментировали результат спортивного соревнования, хлопали друг друга по спине. Анжелика заметила какого-то человека в жилете и костюме из сукна. Скорее всего, это буржуа. Он передавал старые монеты в руки охотника. Можно было предположить, что они заключили пари еще до прибытия Анжелики в Тадуссак.

Вдруг они услышали крики на французском языке:

— Мы идем! Держитесь! Не робейте!

Аналогичные призывы долетали и со стороны форта. Кричали солдаты гарнизона. Наспех надев свои голубые мундиры, они бросились к церкви с оружием наперевес. С пляжа бежали матросы с «Голдсборо» с-Жаном Ле Куеннеком. Все были вооружены. Шлюпка ощетинилась стволами ружей. Эриксон вел ее к берегу и первым спрыгнул на песок.

Перед этим порывом площадь пришла в состояние шока.

— Что происходит? — Анжелика бросилась с вопросом к Жану, который, еле переводя дыхание, нерешительно остановился, видя, что Анжелика мирно сидит рядом со стариком.

— Что происходит? повторили канадцы, приходя в себя.

— Это вас надо спросить, — проворчал один из солдат форта. Оба солдата растерянно посмотрели друг на друга и повернулись к толпе, ожидая объяснения.

— Почему стреляли? Мы подумали, мадам, что вы в опасности, — сказал Жан.

— Мы тоже услышали выстрелы, — отозвался королевский сержант.

Явился Эриксон. Мсье де Пейрак остался на корабле, а Эриксона послал узнать, что происходит. Напутствуя его, граф сказал, что нужно быть настороже весь день. Графиня на берегу. Может быть, все пройдет благополучно, а может быть, и нет. Услышав выстрел, Эриксон, как жаба, вскочил в шлюпку и поплыл к берегу. Зажав в массивном кулаке огромную абордажную саблю, он озирался вокруг, ища, что бы сокрушить.

Через пару минут все выяснилось.

Не было никакой необходимости демонстрировать свои силы. Речь шла всего-навсего о деревенском соревновании. Однако проницательные глаза местных жителей быстро сосчитали, насколько больше силы, охраняющие графиню де Пейрак. Если бы в будущем кто-нибудь в Тадуссаке захотел причинить ей вред, плохо бы ему пришлось. Три местных солдата имели жалкий вид, хотя пытались казаться бравыми. Вновь прибывшие, которых считали пиратами с французского мыса, были вооружены до зубов: и оружие, и обмундирование были новыми и надежными. Вследствие всего этого нужно было признать, что, действительно, это была она, Дама с Серебряного озера.

— Мама! Мне жарко, я хочу пить, — воскликнула вдруг Онорина, которая заскучала без выстрелов и войны.

Солнышко начало припекать. Несмотря па приближение зимы, дневное светило грело землю так интенсивно, что забывалось, какое сейчас время года. В дневные часы земля и камни раскалялись. Все потрескивало от жары. Людей мучила жажда. Из рядов вышла какая-то женщина.

— Не желаете ли пива? — предложила она Анжелике.

— Благодарю вас! Я предпочла бы молоко. Мы давно уже его не пили.

— Идемте ко мне, — пригласил Виль д'Эвре. — Эта славная Катерина-Гертруда принесет нам чего-нибудь прохладительного.

Он взял Анжелику за руку.

— Как? И в Тадуссаке у Вас есть дом?

— Нет, здесь у меня склад. Здесь часть моих товаров. В мое отсутствие за ними присматривает приказчик. Это недалеко от порта.

Склад Виль д'Эвре был хорошо обставлен. Человек в суконном костюме, который недавно затеял пари, оказался приказчиком в этой лавке. Очевидно, он получал приличные проценты от доходов маркиза.

Виль д'Эвре вполголоса объяснил Анжелике:

— Когда я возвращаюсь в Акадию, часть товаров оставляю здесь, а потом постепенно переправляю их в Квебек. Понимаете? В наше время приходится считать и вдоль, и поперек.

— А мсье Карлон в курсе дела?

— Несомненно. Но это уже детали, которыми он не занимается. Все улаживает служащий Северной Компании, которого вы здесь видели, и мсье Дюпрэ, который считает себя королем Тадуссака.

Какой чудесный вид открывается отсюда, не правда ли? Но в Квебеке из моего домика, в котором я вас устрою, вид, еще лучше…

Я вижу вдали какие-то паруса… Наверное, это маневрирует флот мсье де Пейрака.

Лавку открыли к приходу Виль д'Эвре. Когда Анжелика с маркизом вошли внутрь, первое, что они увидели, это стол, а на нем сидела кошка.

— Да, она сегодня высадилась со мной, — сказал Виль д'Эвре. — Она ко мне очень привязалась.

В очаге зажгли огонь. За ними следовала толпа желающих посмотреть на гостей. Дети толкались, за ними бежали индейские собаки.

— Давайте не будем толкаться, — обратился к ним маркиз, наслаждаясь своей популярностью. Вы их окончательно покорили, — обратился он к Анжелике.

Женщина, предлагавшая на площади пиво, принесла кринку теплого парного молока. За нею вошли дочери и внучки, неся яйца и хлеб. Анжелика и дети уселись на скамью около огня. Кошка зашипела навстречу прибежавшим собакам.

— Это кошка мадам де Пейрак, — театрально воскликнул Виль д'Эвре, — не причините ей зла.

Собак прогнали на улицу. Женщины предложили взбить яйца с молоком, это — любимое кушанье детей. Дети мадам де Пейрак очень им понравились. Женщины восхищались круглыми щечками Керубино, роскошными волосами Онорины. Мужчины с интересом поглядывали на девиц, сопровождавших Анжелику. Прошел слух, что они «девушки Короля». Откуда они? Из Парижа? Кто организовал их путешествие? Может быть, они хотят найти мужей в Канаде?

— Увы! Если бы они знали, что мы бесприданницы — вздохнула Генриетта на ухо Жанне Мишо.

Из всех тягот, выпавших на их долю, больше всего их огорчала потеря королевской казны. Без приданого кто возьмет их в жены? В Канаде их могут нанять только в служанки. Когда они накопят денег, только тогда они смогут либо прилично устроиться здесь, либо вернуться на родину. Но до этого пройдут многие годы. Однако сейчас не время для печальных мыслей. Принесли пива, сидра и несколько бутылок более крепких напитков. Некоторые были прозрачны, как алмаз, другие — янтарными, как топаз.

— Вы должны понять, что мы хорошо разбираемся в напитках, — заметил приказчик.

Экипаж «Голдсборо» с энтузиазмом приветствовал это заявление.

— У нашего кюре есть отличный перегонный аппарат.

Принесли также каравай пшеничного хлеба, большой кусок сливочного масла и варенья.

— Эти люди очень милы, не правда ли? — сказал Виль д'Эвре. — Я вам это предсказывал!

Конечно, здешних канадцев нельзя было назвать милыми. Суровая жизнь, враждебность и жестокая борьба с ирокезами и с зимней стужей сформировали расу суровых людей, крепко скроенных, временами молчаливых, временами возбужденных. Но народ этот был определенно миролюбивым, гостеприимным. Несмотря на флаг с лилиями, здесь царила атмосфера свободного порта, как и в Акадии.

Чиновников здесь презирали, и они не имели большой власти. Истинными хозяевами были представители коммерческих компаний.

Анжелика вспомнила сомнения и опасения, владевшие ею накануне, и удивилась, с какой легкостью события обернулись ей на пользу.

— Теперь вы успокоились? Что я вам говорил! — заметил маркиз. — Поверьте мне, в Квебеке будет гак же. Знаете почему? Потому что французы — первейшие в мире ротозеи. О, вы увидите! Люди очарованы вашим появлением.

При этих словах они услышали выстрел.

Вперед