Рекомендуем

Dell сервер купить бу ноутбуки dell.

Счетчики




«Анжелика в Новом Свете» (фр. Angélique et le Nouveau Monde) (1964). Часть 2. Глава 6

Анжелика, понимая, что столь резкая смена обстановки тяжела для маленького ребенка, решила с купанием пока подождать.

— Но от него ужасно пахнет, — возражали ей госпожа Жонас и Эльвира. — Взгляните на его волосы… У него, конечно, тьма насекомых.

— Конечно. Но вдруг он снова испугается, когда мы начнем сажать его в воду? Потерпим. А завтра, видимо, мы уже сможем безболезненно проделать эту процедуру…

Но все уладилось само собой. Ребенок капризничал и несколько раз принимался плакать, и Маколле терпеливо утешал его и пробовал увещевать.

— Я ему сказал, что, если он будет себя хорошо вести, завтра Сваниссит и Уттаке возьмут его с собой на охоту или на войну.

Увидев, как дети весело плещутся в ушате с теплой водой, ребенок тоже захотел купаться. Но отмыть его с первого раза было невозможно. Толстая корка из медвежьего жира, пропитанного пылью, покрывала все его тело.

Анжелике удалось заставить его проглотить целебный настой из трав, куда она подлила макового отвара, который случайно обнаружила в убогой аптечке форта. Ирландец О'Коннел болел, должно быть, не очень часто, а если на него и нападала какая хворь, он умело изгонял ее водкой. Анжелика вспомнила о пакетах с травами, мазях, сиропах, эликсирах, которые ей так нравилось готовить и которые она оставила в Ла-Рошели. И очень пожалела об этом. Как бы они пригодились ей здесь! Стояла уже осень, и поздно было собирать даже самые необходимые травы. Да еще не известно, растут ли они в этом полушарии. Но кору с некоторых деревьев и корни можно было собрать еще и сейчас. С завтрашнего дня она возьмется за это.

К вечеру Л'Обиньер зашел взглянуть на своего племянника. Мальчик в это время уже сладко спал, закутанный в меховое одеяло, на полу — его не смогли уговорить лечь в кровать. Траппер грустно разглядывал его.

— Мне хорошо знакомо то, что он испытывает сейчас, — проговорил он, покачав головой. — Ведь я тоже был пленником ирокезов, в Долине могавков… Разве могу я забыть это время? Разве можно вообще забыть эту Долину?

— Но в конце концов, — вспыхнула Анжелика, — кто вам ирокезы — друзья или враги?

Л'Обиньер был удивлен. Ему, так же как и Никола Перро, казалось вполне естественным сочетание таких чувств, как тоска о прошлых днях, проведенных у ирокезов, и лютая ненависть к ним.

— Конечно, у меня остались самые светлые воспоминания о жизни в Долине могавков, но разве я могу простить им убийство моей семьи и семьи Модрея? Я знаю, мой долг — отомстить им, и я отомщу. Сегодня мы пошли на соглашение, это цена за жизнь моего племянника. Но поверьте, мы еще встретимся с ними лицом к лицу!

Она спросила шепотом:

— Что вы собираетесь делать с этим малышом?

— Отдам его иезуитам! В Квебеке есть семинария, где воспитываются сироты и молодые индейцы, из которых собираются сделать миссионеров.

Анжелика взглянула на спящего ребенка. На его забавной рожице, которую так и не удалось отмыть, застыло скорбное выражение. Он казался таким трогательным и беззащитным сейчас.

Чем станут для этого ребенка, выросшего на свободе, в лесу, стены семинарии? Конечно, тюрьмой. Она подняла голову, чтобы поделиться своими мыслями с Л'Обиньером. Стоило ли так дорого платить за свободу ребенка, чтобы тут же снова отнять ее у него? Вырывая его из рук дикарей, они прежде всего заботились о спасении его души. Благородное беспокойство! Но разве не обязаны они были подумать, кроме того, и о счастье и благополучии мальчика?

Но, открыв рот, чтобы сказать все это, она увидела, что Л'Обиньера и след простыл. Канадцы умели появляться и исчезать бесшумно.

В соседней комнате под присмотром Эльвиры спали дети. Супруги Жонас что-то разбирали в своей комнате. Старый Маколле ушел за табаком. Некоторое время Анжелика сидела одна возле спящего ребенка в общей комнате. Мальчик спал очень неспокойно, он дергался, всхлипывал, кого-то искал рукой. Чтобы успокоить его, Анжелика поглаживала его жирные взлохмаченные волосы. В тишине только слышно было, как потрескивает огонь в очаге.

Но, подняв голову, Анжелика увидела, что рядом с ней стоят ирокезские вожди, Сваниссит и Уттаке, стоят так близко, что бахрома, которой отделаны их набедренные повязки, касается ее плеч.

Она с изумлением смотрела на них. Как они вошли сюда? Рука вождя могавков на уровне ее глаз сжимала блестящую деревянную рукоятку кастета, с огромной острой иглой из слоновой кости. Один удар этого оружия насквозь пробивал голову. Особенно когда оно оказывалось в такой руке, широкой, мускулистой, обтянутой глянцевитой кожей цвета амбры.

Анжелика сдержала себя и осталась на месте. Глаза Уттаке были как две черные узкие щели. Индейцы делали вид, что не замечают Анжелику. Сваниссит, застыв, смотрел на спящего ребенка. Потом он наклонился, положил рядом с ним маленький колчан со стрелами и маленький лук — оружие, которым он научил владеть мальчика. Затем, видимо отогнав от себя грустные мысли, Сваниссит вместе с Уттаке принялись расхаживать по комнате, с полнейшей бесцеремонностью разглядывая и хватая руками все, что их интересовало, словно Анжелики не было здесь. Немного погодя они прошли в соседнюю комнату.

И Анжелика услышала, как душераздирающе закричала госпожа Жонас — она только что начала разжигать огонь в очаге, когда перед ней предстали эти гримасничающие раскрашенные физиономии. Видя, как испугалась эта немолодая женщина, ирокезы громко расхохотались. Не проронив до этой минуты ни слова, они, перебивая друг друга, начали что-то говорить насмешливым тоном. Госпожа Жонас снова закричала, когда они схватили ее кружевную накидку, которую она разложила на кровати. И надо же было ей именно сегодня вынуть свои сокровища!

В комнате, где спали дети, вожди подняли страшный шум. Эльвира, дрожа всем телом, забилась в угол. Но проснувшиеся ребятишки смотрели на индейцев, как на карнавальные маски. Убедившись, что здесь тоже нет ничего интересного, индейцы перешли в комнату Анжелики. Здесь их любопытство было полностью вознаграждено. Они открыли сундуки, вытащили оттуда одежду, перехватали все книги на этажерке, перелистывая их и разглядывая со всех сторон.

Анжелика следила за ними, стараясь не выдавать своего волнения. Она молила Бога, чтобы кто-нибудь пришел, кто знает язык ирокезов и выдворил бы их отсюда.

Как ей казалось, Уттаке не мог питать к ней добрых чувств. И если Сваниссит пришел сюда, чтобы взглянуть в последний раз на своего питомца, то вождь могавков наверняка явился, чтобы свести счеты с женщиной, которая его так унизила.

— Вероятно, их пора выставить отсюда? — шепотом спросил часовщик.

— Осторожней! Они могут расколоть вам череп.

Хотя они говорили шепотом, индейцы резко обернулись, словно желая застать их врасплох. К счастью, лицо Анжелики, которая стояла, прислонившись к косяку двери, было спокойным.

Вдруг Сваниссит заметил дорожную шкатулку Анжелики и, открыв ее, замер. Драгоценности, казалось, ослепили его. Он долго крутил в руках гребень, рассматривал щетку, подсвечник, печатку. Но наибольший восторг у него вызвало зеркало, он поднес его к своему лицу, скорчил гримасы и захохотал как сумасшедший. И еще сильнее, чем полированная поверхность стекла, его привлекла гирлянда из жемчужин и золота, которая украшала зеркало, и его ручка из того же драгоценного металла. Уттаке явно не разделял восторгов старого вождя. Он сухо сказал ему что-то. Возможно, напомнил Сванисситу, что белые не отличаются щедростью и что эта женщина тоже принадлежит к этой корыстолюбивой расе.

Сваниссит тут же снова превратился в великого вождя, надменного, холодного и враждебного. Он словно окаменел и молча положил зеркало обратно в шкатулку. Опустив голову, он смотрел на Анжелику холодным взглядом раненого орла. У его рта залегла горькая складка, как только что, когда он склонялся к спящему ребенку. Потом он, видимо, принял какое-то решение. Его лицо осветила победоносная улыбка. Он, словно одержимый, схватил зеркало и сунул его к себе за пояс. Сделав это, он бросил вызывающий взгляд на Анжелику. Но это был всего лишь взгляд напроказившего мальчишки, который притворяется, что ему не страшно.

Тогда Анжелика подошла к нему, достала из шкатулки красную шелковую ленту и, вынув зеркало из-за пояса Сваниссита, привязала его лентой к ожерелью из медвежьих зубов, украшавших грудь старого вождя.

Ирокезы с любопытством следили за каждым ее движением.

— Ты понимаешь язык французов, — сказала она, обращаясь к Уттаке, — переведи мои слова: я, жена Текондероги, от имени своего мужа дарю великому вождю зеркало, которое ему так понравилось.

Уттаке неохотно перевел. Сваниссит посмотрел на зеркало, сверкавшее на его груди, потом быстро произнес:

— Уж не думает ли белая женщина обмануть великого вождя сенеков? Сваниссит знает, что такими предметами белые пользуются, только когда они обращаются к своему богу. Ведь Черное Платье отказался дать Сванисситу зеркало, в которое он смотрится каждое утро и которое целует, а ведь взамен Сваниссит предлагал ему сто бобровых шкур.

О чем это он?

Вероятно, иезуит не согласился отдать им свой дискос или еще что-нибудь необходимое при богослужении. Как объяснить ему, что это совсем разные вещи?

— Что смущает великого вождя? Почему он думает, что белая женщина хочет его обмануть? Разве этот предмет не достоин украшать грудь вождя Союза пяти племен?

Теперь она была уверена, что Сваниссит понял смысл ее слов, так как почти детский восторг вспыхнул в глазах седовласого индейца. Он сиял от счастья и гордости. Он изо всех сил старался держаться с достоинством и сказал несколько слов, которые Уттаке перевел подчеркнуто презрительным тоном:

— Белые не умеют делать подарки. Это подлая, расчетливая раса. Что хочет получить взамен белая женщина?

— Белая женщина уже вознаграждена за свой подарок выпавшей на ее долю честью принимать в своем доме великого Сваниссита, вождя Союза пяти племен.

— Значит, белую женщину не испугал приход жестоких ирокезов? — спросил Сваниссит.

— Нет, я очень испугалась… Приход великих ирокезских воинов поразил меня. Ведь я всего лишь слабая женщина, которая была бы не способна защитить себя.

Произнося это, она смотрела прямо в лицо Уттаке. Она думала, что он один поймет ее намек. Но Сваниссит, должно быть, прослышал о злоключениях Уттаке, которому чуть не перерезала горло белая женщина, или же он просто был ясновидцем. Он разразился громовым смехом, оскорбительным для великого вождя могавков, он хлопал себя по бедрам и бросал на него насмешливые взгляды. Анжелика видела, что он переходит границы, унижая Уттаке. Пока не поздно, она решила прекратить эту сцену.

— Однажды, — сказала она, — я видела сон. Как будто я была у ручья, на холме, солнце уже начало садиться, враг выследил меня и бросился на меня с томагавком. Тогда, отправляясь на холм, я взяла с собой кинжал, ведь сны часто сбываются…

При слове «сон» индейцы сразу стали серьезными. От ненависти, насмешек, недоверия не осталось и следа.

— Говори же, — сказал Уттаке глухим голосом. — Говори, о белая женщина, поведай нам о твоем сие.

Они подошли к ней и склонились, как дети, которые ждут продолжения волнующей и страшной истории.

В этот миг дверь с грохотом отворилась и на пороге появились Никола Перро, Пон-Бриан к Мопертюи в сопровождении вооруженных солдат. Они готовы были к тому, что увидят ее лежащей на полу с пробитым черепом. Видя, что она жива и невредима и вполне мирно беседует с двумя грозными ирокезами, они растерялись.

— Сударыня, — пробормотал Пон-Бриан, — вы, вы не…

— Нет, как видите, я жива, — ответила Анжелика. — Что вам угодно?

— Нам сказали, что сюда проникли ирокезы…

— Вот они… Они пришли узнать, как чувствует себя их питомец, и принесли ему оружие. Мне показалась очень трогательной такая забота.

Никола Перро не верил своим глазам, видя, что Анжелика как ни в чем не бывало стоит рядом с этими угрюмыми и страшными воинами.

— С той самой минуты, как я встретил вас в Ла-Рошели, вы не перестаете удивлять меня! Что ж, если у вас все так мирно кончилось, простим их дерзкий налет.

Затем он обратился на языке ирокезов к двум вождям, и Анжелика смутно поняла по их мимике, что Перро приглашает их на пир с белыми.

Но индейцы отказались.

— Они говорят, — перевел Перро, — что будут пировать только с Текондерогой и только тогда, когда все французы из Квебека уйдут отсюда. Они вас приветствуют, сударыня, и говорят, что еще придут к вам.

Приняв горделивую осанку, вожди медленно удалились. Солдаты провожали их до самого выхода из форта. Потом ворота за ними закрылись.

Назад | Вперед